Цузе, благоразумно не задавал лишних вопросов, но оба абверовца, выбившие ему средства и оформление научной тематики «для оборонных нужд Рейха», своими вопросами и теми материалами, которыми делились с ним, открыли Конраду много загадочного.
В свете материалов, выданных Цузе, происходящее играло новыми гранями какой-то большой тайны, связанной не только с потенциальным научным прорывом в автоматизации вычислений и математических расчётов.
Всё в комплексе говорило о том, что у большевистских исследователей есть какой-то большой и комплексный план, которому они следуют. С одной стороны, для страны, открыто провозгласивший планирование и учёт делом, за которым великое будущее, подобное было не очень удивительным.
Проблема была лишь в том, что ВСЁ это появилось внезапно. Без особой предыстории.
Поразмышляв, Цузе пришёл к выводу, что, очевидно, где-то наверху у большевиков в этих исследованиях и разработках увидели ещё и будущую массовость. Отчего и отпустили завесу секретности, полагая (вполне заслуженно) себя уверенно опережающими другие страны.
Цузе видел показанные ему абверовцами перевод заметки местной газеты из русского города недалеко от Уральских гор, носящего имя одного из высших большевистских сановников:
Завод МЗЭТ… фото производственной линии «электровычислителей» и готовой к отправке продукции завода. То, что виделось по результатам изучения захваченной документации («Общее руководство пользователя ДЭВМ М-1») и допросов русского учёного как далеко идущие планы большевиков, вылилось в реальное воплощение.
Прототип М-1 пошёл в серийное производство… конструкторские бюро и научные учреждения их академии наук начали получать радиоэлектрические устройства, значительно превосходящие (в первую очередь – гибкостью, надежностью и управляемостью) прежние механические вычислители.
Абверовцы, очень благожелательно настроенные к Цузе, в котором, очевидно видели отражение технического таланта того молодого русского, лишь поздно распознанное и замеченное в фатерлянде (в отличие от СССР!), пообещали делиться с Конрадом всем, что только попадёт по данной теме в руки абвера.
– А после победы над большевиками, мы вам и этого главного русского создателя «электровычислителей» привезём. Будете вместе трудится на благо Рейха – шутил Пикенброк.
«Язык программирования в машинных кодах М-1», чьё краткое описание содержалось в «общем руководстве» поразил до глубины души Цузе. За ним скрывалась какая-то неясная парадигма большого замысла, которая была пока не видима ему. Он долго, с момента получения с его участием полного перевода на немецкий, размышлял и в конце концов понял, что его смущало больше всего в «языке программирования».
«Резервы на будущее». «Машинный код» явно был избыточен для имевшихся возможностей М-1, хотя и был момент, с которым он был крайне не согласен. Ограничение так называемой разрядности в М-1 числом 8 с возможностью использования пары регистров «АЛУ» как 16 разрядов. Даже его собственный Z3 имел 22 разряда, хотя у уступал во всём остальном электровычислителю большевиков.
К сожалению, захваченная книга, как и русский учёный из Минска (готовившийся в СССР стать одним из «пользователей М-1»), которого удалось выцарапать из лагеря для военнопленных и ввести в штат «инженерно-расчётной службы» Цузе, были только небольшими фрагментами какой-то большой картины.
Русский, которого Конрад долго и въедливо выспрашивал, смог лишь передать то объяснение ограничению, которое получил на обучении – «простота реализации и сохранение совместимости программ для будущих моделей электровычислителей с большими возможностями»…
Главный и совсем непонятный сюрприз оказался за пределами тематики автоматизации вычислений.
Захваченный на передовой у одного из убитых молодых офицеров Красной Армии ноябрьский журнал «Техники-молодёжи», поиск новых номеров которого отныне был в списке множества задач офицеров абвера на фронте, принёс странный улов…
Авторство да и содержание этой статьи («Как мы будем после Победы строить жизнь советских людей в быту») поразило своей кажущейся нелепостью и невозможностью.
Что это? В условиях тяжёлой войны человек, отвечающий и являющийся, как уже точно удалось установить, главным идеологом революционного технического изобретения, работающий в структуре ГУГБ НКВД СССР, находит время (и получает разрешение! Иначе и быть не могло в государстве большевиков) на «фантазии о будущем».
Пикенброк честно признался Цузе:
– Мы заметили это, но понять – «почему так?» не можем. Если это прихоть талантливого молодого коммунистического конструктора и учёного, которой дали добро сторонники научного и технического прогресса среди очень высокопоставленных большевиков, выглядевших в увлечении молодого человека хорошую пропагандистскую возможность или что-то иное? Мы с Куртом, честно говоря, в полном недоумении. Почему бы Вам, Конрад, не поразмышлять на досуге об этом со своей точки зрения? Ведь вы чем то можете быть близки с этим молодым человеком в образе мышления, вы работаете в одном, новом научном и техническом направлении, возможно, у вас будут новые, одинаковые с ним идеи…
Цузе, помимо работ над Z4, теперь отныне частенько честно пытался представить смысл подобного занятия – фантазирования о будущем в условиях тяжёлой войны. Неужели всё же данная статья в рубрике научно-популярного журнала (имеющая приписку «продолжение следует») – просто прихоть избалованного таланта, которую вплели в идеологические призывы большевиков к своему населению, в первую очередь к его молодой и фанатичной части?
Глава 20. Планов громадьё
Для истрёпанных германских частей, зарывавшихся в землю, собственное командование в своих приказах по группам армий, доводимых до личного состава, излагало случившееся в духе – тяжелые русские погодные условия, огромные большевистские резервы, готовившиеся к нападению на фатерлянд, большая помощь русским азиатам от плутократии Америки и старых колониальных империалистов из Англии. И обещало – 1942-й будет годом победы на Восточном Фронте…
Ненастная погода в значительной мере сковала действия авиационных соединений, а потери в обученной живой силе снизили ударную силу противоборствующих сторон. Особенно второе касалось Германии. Нехватка личного состава, которую руководство вермахта стремилось скомпенсировать спешно выскребаемыми в фатерлянде тыловыми и учебными частями – всё это не смогло восстановить хотя бы близкую к положенной по штатам плотность боевых порядков.
Что и было использовано в ноябре-декабре для частных контрударов по оккупантам. Танков СССР производил больше. Они были проще, более ремонтопригодны в полевых условиях, да и в бой, как и их экипажи, чьё обучение являлось значительно более простым делом, чем у немцев, командиры КА бросали в бой более безжалостно.
Ослабленным немецким частям на передовой, которую рассекали подобные, концентрируемые на узких участках танковые тараны небольших размеров, данная тактика наносила большие потери, особенно когда советское командование не увлекалось особым «развитием успеха».
Германцы часто не успевали отреагировать – резервов не было, артиллерии тоже требовалось время на перенацеливание, да и снарядный голод всё чаще давал себя знать – промышленность Германии не вошла в режим тотальной войны и все предвоенный расчёты о потребностях в боеприпасах пошли в мусорку, показав свою несостоятельность в тех условиях, когда блицкриг провалился.
Даже при потерях 1–2 советских бойца за 1 немецкого солдата, подобная, кровоточащая «тактика постоянных укусов» оправдывала себя, ибо итоги её были лучше, чем в «тот раз». Раз уж танков СССР делал больше, они были лучше, потерь было меньше чем в «тот раз», то грехом было бы не наматывать германскую пехоту на гусеницы. Особенно в условиях, слабой ПТ обороны и вязнувших в грязи 88 мм немногих «ахт-ахтах», способных расстреливать Т-34.